Из покоя застекленного уюта,
дорогого может быть кому-то,
с девятиэтажной высоты,
в небо упирающейся круто,
вылетели алые цветы.
Юными птенцами, неумело,
крылья лепестков расправив смело,
вниз рванулись - к пагубной земле,-
в бесконечной и предсмертно-белой,
от мороза ежащейся мгле.
Целлофана лист, дворцом хрустальным
рухнувших надежд, затих опально.
Опустев без тоненьких стеблей,
прохрустел о бесконечно-дальнем
призрачной прозрачностью своей.
Что-то безвозвратно надломилось
и тоска навеки затаилась
в неизвестном взгляде, но родном
по душе жестокая немилость
залихватски щелкнула бичом.
Толща дней приглушит и затянет
звуки слов, которыми обманет
много раз друг друга человек,
но в забвенность никогда не канет
миг утраты, длящийся, как век.
Вьет метель узоры филигранно
из теней снежинок и тумана.
Будто бы на сказочном лугу
полыхают яркие тюльпаны
чьим-то тайным горем на снегу.
